В детстве бабушка повела меня в церковь. Кстати, что интересно, я никогда не видел в церкви дедушек. Максимум, молодых мужчин в роли крёстных. Видимо, религия заедает мозги только женщинам.
Ну, пришли мы в храм, встали в очередь на исповедь. Пока стоим, бабушка объясняет:
– Сейчас подойдёшь к батюшке и будешь каяться.
– А как надо каяться?
– Надо про себя рассказать, про все свои грехи. — А я вспоминаю, что знал об этом странном термине. Слышал от старших девочек во дворе шутливую песню с перечислением семи смертных.
– Ба, я не грешу.
– Все грешат, не бывает такого, чтобы за душой не было зла.
Пока стояли, я упорно обдумывал бабушкины слова. Ну ладно. Я же мальчик умный, уже в первом классе, отличник. Если дали задание, значит, надо выполнять. Подходим к батюшке, бабушка толкает меня вперёд, батюшка берёт мои руки в свои, наклоняет мою голову и накрывает её белой тряпочкой. Наверное, это была попытка оградить меня от окружающей толпы и создать иллюзию одиночества и личного пространства. Батюшка наклоняется и шепчет: “покайся, в чём согрешил.” И я начал:
– Гордыня! — Батюшка, видимо, удивился, что мелкий звездюк так заковыристо выразился.
– Как же ты возгордился, сын мой?
– Я каждый день прихожу домой и горжусь. Я каждый день пятёрки получаю. А потом маме хвастаюсь, папе хвастаюсь и бабушке. Бабушка тоже мной гордится, поэтому этот грех напополам наш. — Тяжёлый вздох сверху и я продолжаю. — Чревоугодие. Я съедаю всегда весь борщ и лапшу, чтобы бабушка не ругалась. Зависть. Завидую бабушке, что она в школу не ходит. А бабушка наоборот мне завидует, потому что у меня есть зубы, и я могу корочку грызть.
– Это не грех.
– Тогда ладно, есть ещё алчность. Я когда вижу, что сестре больше конфет дарят, то алчу очень сильно. — Батюшка надо мной прерывисто выдохнул в тряпочку на моей голове. Возможно, он ржал. — Уныние тоже.
– Как же ты унываешь?
– Когда много на дом задают.
– Это не уныние. Уныние должно сильно беспокоить и печалить душу.
– Нам оооочень много задают, я сильно печалюсь. И вот когда печалюсь, то сразу ещё и злюсь. Поэтому гнев тоже. А ещё блужу.
– Что??
– Блужу и похотью страдаю. — Этот грех был в последнем куплете песни у девчёнок. Я понятия не имел, о чём он, но раз есть, значит, надо. А чем больше я назову, тем лучше, я же отличник.
– Это ты вряд ли делаешь.
– Да нет, честное слово.
– Не обманывай.
И тут я как крикну от злости: “да блужу я!” Церковь вся затихла. Я сдёрнул тряпочку с головы, разогнулся, пожал батюшке руку (папа учил). И радостно обернулся к бабушке: я всё рассказал!
