Дикие детки и отдых у моря
В детстве я не любил детей. Ну в основном тех, кто младше меня. Они всегда казались какими-то невоспитанными и дикими. Мама ещё в глубоком детстве оставила меня на бабушку, а сама уехала на заработки.
Бабушка, как и положено, растила из меня настоящего мужчину: умного, доброго, сильного и честного. В детстве у меня получалось соответствовать таким запросам. Но вот беда — только мне. Остальная знакомая детвора воспитывалась обитателями джунглей и не имела ни совести, ни здравомыслия.
А куча родственников с детьми всегда звали нас с бабушкой на все праздники. Подозреваю, что они делали это из корыстных побуждений. Потому что на этих праздниках меня никогда не звали есть торт, зато всегда давали «ответственное и почётное поручение» быть нянькой. Моя роль бесплатной сиделки-аниматора закончилась одним летом, в 12 юных годиков.
Тогда меня пригласили на базу отдыха тётя и дядя. С ними ехали ещё шестеро взрослых и тринадцать детей. База отдыха и море только звучат круто. Я же сразу понял, что для меня это будет рабство на песке.
Я наотрез отказался ехать без бабушки. Она сама меня уговаривала, но я как мог убедил её в том, что без неё родной не хочу на отдых. Когда мы обозначили бабушку как моего сопроводителя, тётям взгрустнулось. Они пытались отговорить ба, но я был непреклонен: либо вдвоём, либо никак! Поехали все вместе.
Восемь родителей, 13 детей, я и бабушка, — всего 23 человека заселились в деревянный двухэтажный домик. Меня почти с порога «пригласили» отдохнуть со всеми детьми и прогуляться. Но я не дурак! Я мощно взвалил на себя сумки и заявил, что помогаю бабушке! И срочно принялся помогать. Как и ожидалось, без меня эта детсадовская группа никуда не пошла и крушила мебель, пока все располагались.
Вечером решили заделать шашлыки. Но шашлыки — это отдых и коньячок. А какая уж тут пьянка, если вокруг бесятся дети? Тогда шашлыки перенесли на ночное время, ближе к полуночи, а малышню накормили булочками и отправили поскорее спать.
Меня назначили комендантом в импровизированной спальне и потушили свет. Конечно, никто не заснул. Когда заглядывали на проверку взрослые, то малышня резко жмурилась (типа спят) и даже искусственно похрапывала.
Станиславский где-то в гробу просто кричал бы своё знаменитое «не верю!», а вот тёти и дяди от такой сцены делали втык мне: «Володя! Почему у тебя тут беспорядок, мы велели всех уложить! Разберись!» Если бы они молчали, то разобраться было б ещё можно. Но после таких грозных речей все дети начинали смеяться в подушки и откровенно меня не уважать.
Где-то в половину двенадцатого ночи потянуло шашлычком. Запах был изумительный, а я — голодный. Детей кормили, а я особо никому и не сдался. Через 10 минут моих мечтаний в комнате тихо скрипнула дверь, и я тоже зажмурился. Меня очень нежно потрясли за плечо. Это оказалась бабушка. Вот ей я сдался! Вот она-то и запомнила, что я лёг голодный!
Когда всё было готово, она просто пришла меня разбудить и позвала есть. Взрослые, увидев меня, очень возмутились, что я не сплю, а буду сидеть тут с ними. Но бабушка на замечания не повелась: «У него каникулы, мы дома всё равно допоздна чаи гоняем, он привыкшы.»
Я ел, а в доме на этаже шумели «спящие». Ещё бы! У них сенсация: меня повели среди ночи на взрослые посиделки, как привилегированного.
В час ночи мы с бабушкой отправились на боковую, она сказала, что мы вместе на одной кровати будем. А я был не против, потому что на этаже совершенно шумно ругались на своих детей тёти и дяди.
Утром мы с бабушкой проснулись в семь часов, выпили чай с булочками с маслом и пошли на море. Мы часто по утрам рано ездили купаться, а сейчас до пляжа было рукой подать, а не ехать на маршрутке сорок минут. Когда вернулись, была уже половина одиннадцатого. В доме нас встретили не выспавшиеся с похмелья тёти и дяди, и куча их детей.
- О, Володь, на пляже были? Как там море, без волн сегодня?
- Да, спокойно. — Ответила за меня бабушка. — Хорошо так…
- А ещё хочешь, Володь? Мы сейчас все пойдём. Вот уже собрались, выходим. Без волн как раз хорошо! Сейчас все вместе поплещетесь на берегу, замки построите. А мы вглубь сплаваем.
- Так мы устали, только пришли, куда нам опять на море? — удивилась ба.
- Тётя Нина, а вы оставайтесь отдохните, мы только Володьку заберём, чтоб он Вам не мешал.
- Да я с бабушкой лучше останусь.
- Нечего ей мешать! Бабушка устала, может прилечь хочет! Давай-давай, пошли.
- Нет, я его не пущу сейчас никуда, там самый солнцепёк начинается. Володя, быстро заходи внутрь и без разговоров.
И они ушли без нас. И мы с бабушкой снова вместе пили чай в тишине. А потом она села читать книгу, а я возился с жуками в траве.
Долго мы так не блаженствовали, толпа родни не выдержала полуденного солнца и вернулась. Бабушка с хитрецой спросила: «Ну как, сплавали?»
- Да поплаваешь тут с ними! Смотреть пришлось за всеми.
Злые и обгоревшие, они мазались сметаной и пытались найти лекарства для двух перегревшихся детей, которых тошнило. Остальные сами поплюхались и, кряхтя, уснули.
Вечером в пять часов мы с бабушкой снова пошли искупаться, пока вода не остыла. Как только мы блаженно выползли на песок, как черепахи, вдали показалась толпа. Это снова пришла на пляж куча любимых родственников. Детей выкинули в море, велели мне следить, а сами ушли. Обгоревшим детям прохладная вода пришлась как нельзя кстати.
Спустя какое-то время солнце закрыло облаками, и стало прохладно. На команду вылезти из воды никто не реагировал. Даже бабушка для них не стала авторитетом. Она же одна, можно сделать вид, что не слышим и кричать ещё больше! А губы тем временем у них уже синели и сиреневели. Но ёжики плакали и продолжали жрать кактус.
Я пошёл и вытащил одного из воды, посадил рядом с бабушкой, и он уже больше не отважился броситься назад в воду. Почти всех перетаскал на берег. В воде осталось четверо. Трое самых озорных девочек и один тихий мальчик, который довольно ловко увиливал у меня из под носа, и я не мог его схватить.
Поняв, что купание сейчас закончится, и игре тоже каюк, одна из оставшихся девочек прыгнула на меня и повалила в воду. Сверху сели ещё две и стали топить.
Я иногда выныривал и вдыхал. Тогда и слышал, что они смеялись, а я не мог даже закричать. Успевал только глотать воздух, воду и песок, и снова уходил под воду. Им было весело. Я начал терять сознание.
В какой-то момент стало очень спокойно, воздуха перестало не хватать, я просто лежал и смотрел на рубиновые серёжки девочки, которая сидела на моей груди. И через водную прозрачную снизу рябь видел её кривые острые детские зубы. Потом не помню.
Стало горячо. Но приятно горячо, по тёплому. Это была вода, которую я выплюнул и которая вытекла из ушей. Всё стало хорошо видно и слышно. Вокруг стоял вой и плач. А бабушка держала за руку сестру в рубиновых серёжках и била по щекам второй ладонью. Девочка очень громко ревела.
Рядом ревели ещё двое, которые сидели на песке и держали руки под собой. Бабушка до красноты набила жопы и руки всем, кто меня топил, а главной зачинщице отвесила несколько пощёчин. Таким ревущим скопом мы и привели этот муравейник обратно в дом.
Тётки бросились обнимать дочерей и ругаться. Но против бабушкиного слова не пошли даже мужчины. Бабушка так разгневанно отчитывала всех, что даже я почувствовал себя виноватым.
Ещё пять дней, что мы провели на базе, остальные старались с нами не пересекаться и не разговаривали. Мы только вдвоём с бабушкой гуляли, купались и ходили в селение. Там мы купили очень вкусный сыр. Бабушка поделилась им с теми тремя девочками в качестве извинения. Их матери злобно косились на нас, но девочки с удовольствием съели наше извинение.
Мы отдохнули на отлично, а уехали на день раньше, чтобы не попасть в суматоху, когда будут собираться все остальные. Нас отвёз домой новый знакомый из селения. Потом мы ещё восемь лет покупали у него домашний сыр. Он специально привозил его нам домой и передавал приветы баночками с мёдом.