Люди вообще не думают, что и кому они говорят.
Когда мы с будущей супругой только съехались в качестве парня и девушки, я узнал, что у неё нервная анорексия. То есть я и до этого замечал скачки в её весе. Когда мы стали встречаться, её мать была категорически против наших отношений и всячески давила на дочь. В итоге я почти силком забрал её из дома, потому что она от стресса совсем перестала есть и весила уже 37 килограмм. Отметка была критическая, мы вприпрыжку помчались к докторам. Родители же не считали, что жизни их дочери что-то угрожало. Больна? — Пфф, "выдумывает себе проблемы от нехер делать". Лечение было долгое, страшное и тяжёлое.
Сейчас прошло уже пятнадцать лет, но я помню, что сказал мне психиатр. Пока девушка ожидала в процедурном кабинете после сдачи анализов, врач отвёл меня в сторонку и для убедительности нахмурился: "Бывших анорексиков не бывает. Даже если мы сейчас поможем ей, психика уже пошатнулась. Стрессы будут заставлять её снова и снова бросать есть. Маленький червячок у неё в голове засел уже навсегда. Она всегда будет знать, что в неподконтрольной ей ситуации можно поступить как раньше: голодать. Поэтому понадобится тщательный постоянный контроль." И нам действительно нелегко по сей день. Но мы будем справляться. Всегда справлялись.
Помню, когда её посадили на диету, кушать было нельзя. Её пищеварительная система разучилась переваривать и принимать пищу. Поэтому нужно было понемногу пить бульоны, йогурты и разбавленные водой пюре из перетёртой мякоти овощей. Еда вводилась в рацион постепенно, чтобы желудок не разорвало или не произошёл заворот кишок. Ей было больно после каждого приёма более твёрдой пищи. Но пока мозг пытался спасти организм и инстинктивно требовал больше питания, тело не могло его принять в больших количествах. Однажды мы стояли на трамвайной остановке, а девушка пила специальную разбавленную смесь. Я заметил, как она стала делать большие и жадные глотки, вместо малюсеньких, как раньше. Сказал "тебе уже хватит, больше нельзя". Люди вокруг уставились на девушку-скелет и начали на меня кричать, что я её голодом морю. Объяснить не удалось, пришлось уносить ноги. Девушку — через плечо, и бегом на другую остановку. Когда добежали, она так рассмеялась, что её стошнило. Радостно, что она смеётся и страшно, что лекарство не успело усвоиться. Позже выпила ещё.
Прошло два года, как мы съехались. Я тогда уже сделал ей предложение, но она отказалась. Сказала, что не хочет давать ответ так, когда ничего не чувствует. Врач объяснял, что она на антидепрессантах, поэтому эмоции глушатся. Ей не плохо, не грустно, — ей никак. Радости она тоже не чувствовала. Поэтому просила, чтобы я сделал ей предложение, когда она вылечится. Антидепрессанты ей прописали, когда вес уже начал подбираться к норме. После критических 37 стала весить уже 43. Но однажды она столкнулась на улице со своей матерью. Что произошло, я не знаю: не рассказала ни тогда, ни позже. Просто дала понять, что состоялся неприятный разговор. Спрашивать о деталях не стал: тогда она стала бы вспоминать, и ей бы было хуже. После этого её стало рвать от любой еды, и она даже перестала пить воду. Пришлось сесть на сильные таблетки. Дозы увеличивали, проводили тесты, а потом снижали. Стала нервозной и постоянно плакала от любой мелочи.
В тот период она не могла справляться с эмоциями. Вела себя как маленький ребёнок. Очень ранимый. Из-за неспособности контролировать смех и слёзы начала больше есть. Вес снова стал расти. А потом она резко перестала бесконтрольно плакать по пустякам, замкнулась и стала прятать еду. Всеми правдами и неправдами я выпытал, в чём дело. На работе одному придурку показалось забавным называть дистрофичную и ранимую девушку "жирной истеричкой". Сломал руку и нос. Ему.
Было ещё много страшных моментов, но мы до сих пор боремся.