Боевые действия на детской площадке у дома номер 14
Не любила младшего брата. Как мне всегда казалось, он — непрошеное прихотливое растение, занимающее половину моей комнаты. Никогда не хотела младших, десять лет спокойно жила одна и была пупом земли для всех бабушек и дедушек. И тут бац — пузо, счастливая мама, ошалевшие от счастья предстоящей попойки родственники, роддом, люлька, свёрток. Он орал, раздражал меня и рос очень капризным. "Любишь братика? — Нет." И бабушки хватаются за сердце, мама ругается, отчим хмурится.
Первые пять лет своей жизни он раздражал меня любым своим проявлением любви в мой адрес: заботливо слюнявил конфеты, кусал за спину (!), обнимал за шею до синяков и душил подушками. Мне надо было с ним гулять. В свои законные летние каникулы все три месяца я тусовалась на детской площадке, пока ребёнки смешивали песок со слюнями и пекли куличики с изюмом из кошачьих какашек. Очень мило.
И вот горку оккупировали жирные девчонки из старших классов. Левел моего персонажа ещё был 9 уровня. А эти бабищи перешли уже в одиннадцатый. Девки орали и спихивали малышню. Я не лезла. Детям было, конечно, обидно, зато нескучно. Это ж новые жертвы, которых можно задолбать своей тупой настойчивостью. Восемь безмозглых малышей раз за разом лезут на горку, с которой их пинками скидывают вниз. Из надзирателей — я. Из пострадавших — уже четверо орущих мальцов. Не моё дело.
Подбегает брат: Вика, они нас вышвыривают! Егору синяк поставили! Я иду на войну с ними! Дай лопатку!
- Лопатку не дам, на войну не пойдёшь. Егор сам виноват, а ты не лезь, иначе огребёшь ещё хлеще. Защищать тебя я не стану, слышишь??
- Слышу!
Взял лопатку и побежал по горке. Воинственно вопят оставшиеся четверо непокорённых, не очень воинственно, но тоже вопят четверо раненых. Моё несчастье несётся лупить врага лопаткой.
Получил смачную оплеуху и поджопник. Сидит внизу, глаза на мокром месте, держится за щёку и старается не реветь. От напряжения аж покраснел. Вслед за ним из домика на горке спускается мамзель с длинными и очень красивыми каштановыми волосами. Обматерила ребёнка и снова дала подзатыльник поверженно сидящему брату.
Вот в тот момент мир вокруг накрыло толстым одеялом. В носу воздух стал тёплым, таким же по температуре, как и само тело. А в голове был како-то белый шум. Вы знаете, именно тогда у этого шума был цвет. Конечности окаменели и только покалывали.
Очнулась я, когда у меня отлетела ногтевая пластина. На месте ногтя на среднем пальце левой руки осталось только мясо, а под другими ногтями были полоски кожи и кровь. Девушка с длинными каштановыми волосами лежала подо мной и выла. Её подружки не подходили. Она лежала спиной на песке, и так смотрела на меня, как загнанные в угол хищники. Я не помню, насколько быстро мы смылись с площадки и убежали домой.
Что там было, рассказывал брат, а я не помнила. "Вика сломала мою лопааааатку!" — Как сломала? Зачем?! — "Об девочку!!" И дальше следовал боевик устами ребёнка. Мне пришлось ехать в больницу. Потом ноготь вырос заново. И очень красивый и ровный. Это стал мой любимый средний палец. Прекрасная каштановая шевелюра уносилась с площадок при виде меня. Брат по-прежнему говнюк.