Если ребёнок любимый, он не приёмный
Меня тогда даже в проекте не было, а мама с папой только-только начали встречаться. У папы был двоюродный брат старший, у него семья — жена, сын маленький, три с половиной годика. И они попали в аварию, брат с женой погибли, а мальчик лежал в больнице месяц.
Папе очень дорог был и брат, и племянник, так что он решил его усыновить. Обратился в органы, а ему отказали, сказали, что будут сначала искать "нормального родственника". Типа папа мой ещё слишком зелёный: двадцать один год, ни жилплощади своей, ни работы пристойной, ещё и "не семейный"=не женатый.
Сказали, сначала предложат другим родственникам усыновить мальчика. Но никто не согласился. Ни папины родители, ни тёти и дяди, вообще никто! А родные мать и отец погибшего уже давно умерли (там была какая-то болезнь вроде туберкулёза). И возник риск того, что ребёнка отправят в детдом, потому что папу моего не хотели делать опекуном ни в какую.
В общем, пока всё это тянулось, папа сказал маме, что не сможет жить спокойно, если этого ребёнка сделают сиротой. И мама согласилась помочь.
Быстро расписались, чтобы сделать папу "семейным" и обеспечить ребёнку полноценно обоих приёмных родителей. Через маминого крёстного, очень влиятельного человека, по блату временно устроили папу на престижное место. И арендовали квартиру по поддельным бумагам у того же крёстного.
Но мама поставила условие: если мы берём ребёнка, он должен расти без дыры в душе, и не лить слёзы по родителям всю жизнь. Да, они его мать и отец, но если мы возьмём на себя бремя воспитания и полную ответственность за жизнь ребёнка, то я не хочу однажды услышать, что я ему никто, так как не родная. Так что условие — переезжаем в другой город и обрываем все контакты, чтобы ни один родственник не проболтался случайно или нарочно.
Папа согласился. Опять же с помощью маминого крёстного поскорее оформили все документы и провели процедуры с усыновлением, и собрались уезжать. Папины родители, когда узнали, что их сын взял себе чужого ребёнка, устроили скандал и попытались его уговорить "вернуть" мальчика, как будто он товар какой-то.
Папа разнервничался и поругался с родителями до смертельной обиды. Они кричали друг на друга, как никогда раньше до этого. А потом он в пылу сказал, что завтра всё равно уезжает в другой город, чтобы они не сломали жизнь его сыну.
В общем, они с мамой уехали, никому, кроме крёстного, не сказав, куда именно. Папа устроился на две работы, мама сидела с братом. И через полгода она забеременела мной. Я родилась в любящей и крепкой семье, которая уже потихонечку вставала на ноги, и была уже самостоятельна.
Мы с братом были прямо как родные: без лютой ненависти и без перебарщивания с бесконтрольной любовью и нежностью. И дрались, и ябедничали друг на друга, и вместе прятали разбитые кружки, и спорили, как назовём нашу кошку.
Мне было пять лет, брату десять, объявилась бабушка. Сначала бабушка по маминой линии. Она была рада, что её дочка хоть и вышла замуж почти что по-расчёту (хотя, скорее, по договорённости), но искренне полюбила этого человека и родила ребёнка. Она нас с братом приняла обоих одинаково тепло. Нам она тоже понравилась.
А когда бабушка вернулась в родной город, то проболталась родителям отца о том, где мы живём. И они тоже к нам приехали. Оба — и бабушка, и дедушка — радостные, миловидные, задарили нас сладостями. А вечером, за праздничным столом, случилась потасовка.
Папа ударил дедушку, бабушка полезла с кулаками на него, тогда мама ринулась защищать мужа и за волосы выволокла свекровь в коридор. Была возня, может быть, даже драка. Папа, вылетая из комнаты и выгоняя вперёд дедушку, ногой захлопнул дверь с такой силой, что стекло в декоративной выемке треснуло.
Брат прижал меня к себе, и мы сидели обнявшись, и оба боялись. Он хоть и говорил, что всё хорошо, но я чувствовала, как сильно его колотило. Видимо, от сильного стресса ему захотелось поговорить и выплеснуть свои мысли и эмоции. Тогда он рассказал мне, что у него две мамы и две папы.
Он помнит, что первые умерли, и тогда его забрали мои родители. Он рассказал, что был очень маленький, но помнит аварию и родителей в крови, которых потом вообще никогда не видел. 10 лет, считай, уже не ребёнок, а ещё немножечко — и подросток, ему хватило мозгов понять, что он приёмный. Наверное, он переживал об этом, и именно поэтому рассказал, чтобы хоть с кем-то поделиться. Говорил, что очень любит наших маму и папу. И хоть они ему не первые, но всё равно настоящие.
Потом всё утихло, а мы не обсуждали больше наш разговор. Через много-много лет, когда мне было, кажется, семнадцать, родители позвали нас с братом на серьёзный разговор. К тому моменту и я, и он уже всё давно поняли, приняли и проанализировали. Мы друг другу родные — и точка. Тут нет и не было никаких вопросов, а обсуждать не стоило.
Родители решили дождаться, когда у меня пройдёт максимально опасный переходный возраст, когда я могу критически отреагировать на информацию, и когда брат тоже станет уже сформировавшейся личностью, чтобы рассказать нам про всё. Но мы в самом начале разговора их оборвали и сказали, что давно всё знаем, и любим и их, и друг друга. Папа от облегчения заплакал.
Мы попросили рассказать, почему же мы не общаемся с остальной семьёй. Так и выяснилось, что причина в том, что все наши родственники были угрозой нашему с братом психологическому комфорту. А когда бабушка и дедушка, папины родители, к нам тогда пришли, хотели снова уговорить папу отказаться от чужого ребёнка, а иначе они всё расскажут брату, и он возненавидит наших родителей сам. До сих пор не понимаю, почему они думали, что произойдёт всё именно так. Вот папа и подрался со своим отцом, а мама — с его мамой.