Рак в 13 лет и долгая счастливая жизнь

До 13 лет был таким ребёнком, про которого говорят "оторви и выбрось". Ну то есть хулиган, аутсайдер в плане учёбы. В начальной школе родители очень долго пытались заставить меня учиться. Пробовали и кнут, и пряник, но ничего у них не вышло.

К седьмому классу я с трудом вспоминал отдельные столбики из таблицы умножения, писал какими-то китайскими каракулями и доводил своим поведением всех. А потом меня сводили к врачу.

Мама шла и причитала: "Ну не можешь ты быть таким раздолбаем, наверняка, что-то не так, болезнь, например". Она шла и рассуждала о рассеянности внимания, маленьком объёме мозга (чегооо??) и гормональных всплесках. Мы насдавали кучу анализов. А через неделю мама, бледная как смерть, вручила мне листок со справкой: злокачественная неоперабельная опухоль головного мозга.

Весь вечер в драматичном молчании я думал о том, как же так. Мне остался год, максимум — два. Дома все молчали, даже кошка. Интернетов не было, лезть в соцсети за советом я не мог. Поэтому через два дня пришёл за советом к маме.

Почему так, и если ничего нельзя с моей опухолью поделать, то что же делать мне? Я ещё не жил, считай. У меня тринадцатилетнего вообще не было планов на будущее, но тогда появлялся факт того, что их и не может быть. И это было как-то обидно, больно.

До конца я всё же не осознавал трагедии. Но спросил у мамы, что мне теперь делать. Она ответила, что нужно прожить остаток жизни достойно. Завести друзей, начать уважать старших, больше времени проводить с семьёй, начать учиться. Всё это, чтобы остаться в памяти других людей хорошим человеком. И мне показалось всё это достаточно логичным. Я воспринял это как вполне конкретную инструкцию.

Дальше я превратился в другого человека. Действительно оброс друзьями, пятёрками и домашним уютом. Кошка, правда, не была рада таким переменам. Просто если раньше я её не замечал, то теперь же старался превратиться в того, кто любит животных. Любит изо всей силы. Сила моей любви обещала кошке проплешины в тех местах, где я её слишком усердно гладил. Но я сильно расстраивался, что она шарахалась от меня. Я же пытался быть хорошим.

Год окончил почти на одни пятёрки, с кучей грамот и благодарностью для родителей. В тот момент, когда мне вручали их на линейке, я преисполнился силы духа. Стоял и думал о том, как же светло на душе, и каким хорошим я останусь для своих одноклассников и учителей.

Летом у меня начала сильно болеть голова, часто стала идти кровь носом. Я решил, что болезнь прогрессирует. Взялся за учёбу в каникулы, начал читать научную литературу, чтобы отвлечься. Но старательно избегал всего, что связано с человеческой анатомией, боялся приблизиться к пониманию своего диагноза.

Голова болела всё сильнее, я всё больше пытался уйти в книги и забыться. Начался новый учебный год, я старался быть ангелом и вундеркиндом одновременно. Голова болела неимоверно, зрение стремительно падало, меня часто тошнило. Было так плохо, как только может быть. Но смерть всё не наступала. А я так ждал.

В 15 лет я только и мог думать о том, что вот-вот у меня кончатся силы, и я начну кричать и корчиться от боли, перестану быть добрым, умным и хорошим. Все увидят мою отвратительную сторону, и только после этого я умру, запомнившись им таким жалким. Мне хотелось светлой памяти о себе.

Заканчивался восьмой класс, я влюбился.

Причём взаимно. Это стало совсем ужасно. Человеку, который скоро умрёт нельзя влюбляться и быть любимым. Летом, когда я не видел девочку, стало проще, хотя ужасные мигрени остались.

И снова сентябрь, снова она, я снова живой. И тут до меня дошло. Каким бы хорошим я бы ни был для других, умирать — не здорово. Добрая память о человеке не пойдёт ни в какое сравнение с самой ужасной жизнью. Я хочу жить, хочу дышать. Я хочу поцеловать эту девочку, хочу, чтобы она была рада и у нас всё было здорово. Хочу спокойно ЖИТЬ.

Спустя два года после той новости у меня началась запоздалая стадия то ли отрицания, то ли гнева. Я довёл себя до того, что в один день очнулся в больнице. Нервное истощение, панические атаки, гипертония, обморок. Но никакой опухоли.

Сама прошла? — Нет.

Её просто не было.

Просто родители так беспокоились о моём будущем, что решили припугнуть. Пусть думает что другого выхода, кроме как жить правильно, нет. А я начал слишком сильно стараться.

На фоне наследственной гипертонии и переутомления заработал хронические мигрени. А потом всё нарастало как снежный шар. Я тогда не смог злиться. Был просто в шоке, если честно.

Я буду жить? Я могу поцеловать хоть тысячу девочек? А они не будут рыдать через неделю на моих похоронах? Только после выпускных экзаменов осознал, какой ужас натворили родители. Но за годы института и учёбы вдали, в другом городе,  остыл. Всё то время я не писал им, не звонил. Только в конце, когда смог простить и отпустить, приехал домой и услышал извинения.