Сломаю всё, чем меня бьют
Меня в детстве отдали на воспитание бабушке и дедушке. Родители уехали в другой город, чтобы зарабатывать, а нам деньги присылали. Бабушка с дедушкой были старой закалки, то бишь физические наказания приветствовали. А я был провокатором тем ещё.
"Заткнись и слушай старших" было неприменимо. Сразу начиналось "а почему я должен вас слушать? А почему вы мне не разрешаете говорить заткнись, а сами говорите?". В общем, от меня ждали, что я с такой наглостью стану, как минимум, адвокатом.
Меня около трёх раз пытались воспитывать побоями. В первый раз скакалкой. На следующее утро в доме не осталось ни целых бельевых верёвок, ни проводов, ни-че-го. Ночью всё порезал на мелкие кусочки. Затем меня отхлестали полотенцем. Полотенца уже через десять минут летели с балкона во двор.
В последний раз меня веником по жопе отходили. А я этот веник потом показательно сжёг в мусорном ведре на балконе. После этого решили, что даже руку на меня поднимать не стоит, а то спалю ночью хату с обидчиками. А дальше мы жили вполне себе мирно, никто не пытался меня физически наказать.
И однажды мы пошли в гости на День рождения к тёте. Детей было немного, в основном это был праздник для взрослых, а из младших — только те, кого не с кем оставить было. Во время празднования тётин сын вёл себя тише воды, ниже травы. Даже от торта отказался.
Я спросил, почему Максим такой грустный и торт не хочет? Это же тоооорт! И отец Максима пояснил, что тот вчера без спросу умял два пирожных, приготовленных для гостей и получил ремнём. Так что сладкого ему хватило.
Я переспросил — ремнём? Ремнём, — гордо и назидательно повторила мама Максима, — вот с такой пряжкой! И руками показала — с какой. Полчаса меня не видели и не слышали.
После этого ни одного ремня в их доме не осталось. Я их все спрятал к себе в рюкзак и унёс с собой. И на следующий день родители Максима заглянули в гости, забрать украденное.
Пока бабушка с дедушкой наливали гостям чай, а меня отправили за стыренным, я в комнате отрезал все пряжки. И принёс искалеченное имущество. И глядя на ошарашенных гостей под молчание бабушки и дедушки пояснил, что когда Максим вырастет, то сам сможет их бить. А если я снова узнаю, что они с ним так поступают, то выкину и сломаю всё, чем его обидят.
Вряд ли их тогда впечатлил ребёнок. Но вот то, что бабушка с дедушкой молчали и даже не одёрнули меня, говорило о многом. Я им очень благодарен за то молчаливое одобрение и поддержку. По крайней мере, ни от Максима, ни от его родителей я больше не слышал о физических наказаниях.