Концерт для комиссии
Я была своеобразным ребёнком. За это спасибо родительскому воспитанию. У нас всегда была очень интеллигентная семья, но у матери был вспыльчивый характер. В добровольной попытке перевоспитаться, она ввела традицию: никогда не кричать. Если ты обижен или в тебе бушуют негативные эмоции, то нужно отойти на десять минут в другую комнату, подумать, за что тебе обидно, а потом обязательно поделиться со всей семьёй. Так у нас очень часто устраивались вечера обсуждения семейных проблем.
Со стороны казалось, что я росла суровым ребёнком, но на самом деле родители просто научили меня не поддаваться сиюминутной ярости. Однажды бабушка, когда была у нас в гостях, накричала на меня. Я разлила на её костюм апельсиновый сок. Когда она начала меня ругать, то я с серьёзным лицом взяла её руку, посмотрела в глаза и сказала: "я понимаю, что ты расстроена, только, пожалуйста, не кричи. Извини, что я пролила на тебя сок, мне тоже обидно, я испугалась." Бабушка больше никогда-никогда на меня не кричала.
В седьмом классе у нас в школе проводился концерт для комиссии. Директор хотел выпросить новое фортепиано для школьных репетиций хора. Отобрать лучших певцов они не захотели и просто набрали кучу детей побольше. Вот, смотрите, как много детей нуждаются в хорошей музыке!
Нас собирали вместо и после уроков, репетировали песни. Пятьдесят человек орали под музыку вразнобой так громко, что больше ничего и не было слышно. Ответственная за постановку песен учительница орала на нас, как на фашистов. Оскорбляла и просто выпускала пар. Понятно, что нервы сдавали. Но я, дерзкая сопля, единственная, кто чётко и громко прервал её ор фразой «не кричите!». Она на секунду опешила и зашипела «кто это сказал». Я спокойно подняла руку вверх.
- Я. Не кричите, пожалуйста, это неприятно.
И она перестала кричать на нас. Вместо этого она стала орать целенаправленно мне в лицо. А я вышла из строя, взяла портфель и пошла на выход. Сначала она кричала мне вслед, а потом подбежала, схватила у самой двери. И за руку отволокла в центр зала. Рывком поставила меня перед собой. Я покачивалась. А она снова на меня орала... Оскорбляла, кричала про родителей, но я не воспринимала информацию как следует. Усиленный актустикой, её голос разрывал мои барабанные перепонки. Она меня никуда не выпустила и заставила петь отдельно ото всех. Сорок девять человек стояли стройными рядами и пели, а я делала то же самое поодаль. Она отпускала комментарии в мой адрес. «Ни слуха, ни голоса, ни таланта. Зато самомнение до небес. Рот открывает учителю перечить.»
Дома я молчала и думала об этой ситуации гораздо дольше привычных десяти минут. И на семейном вечере рассказала о том, что меня терзает. Обычно помогало, но в тот день мне совсем не стало легче от высказанного. И папа справедливо заметил: "это потому, что ты обижена не на нас с мамой, а на учительницу. Вот ей и надо высказать все эти мысли." Мама так испуганно посмотрела на него. Дальше была беседа о том, что же будет со мной в школе, если устроить разборку учительнице. Решено было не наживать себе проблем.
В день концерта в школу пригласили кучу людей. Родителей выступающих детей, их младших сестёр и братьев. С самого утра у нас не было уроков. Старшеклассники украшали зал и расставляли стулья, мы репетировали. Остальных заперли по два класса в кабинете с одним учителем, который присматривал за детьми, чтобы не шумели. Оставшиеся учителя бегали по школе.
И вот уже через час приедет комиссия, директор будет выбивать у них бюджет и фортепиано. На нас поправили банты и галстучки, выстроили как надо и снова заставили музыкально драть глотки. В процессе генеральной репетиции та самая учительницаа снова разоралась на нас абсолютно без повода. Предполагаю, она это делала по привычке или в профилактических целях. Я стояла зажмурившись. Внутри было страшное щемящее чувство. Я редко плакала, но тут обида застревала в горле. В один момент вопли стихли, и мерзкий голос сказал «что, Самсонова, опять что-то не нравится? Только посмей открыть рот!». Я ещё сильнее зажмурилась, и тогда она рявкнула «смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!!». Тогда я уже не выдержала и выбежала из актового зала.
В туалете на втором этаже, где обычно занимались младшие классы, я завыла белугой. Хорошо, что в тот день все репетировали построение в коридоре и линейку на улице. Иначе меня бы выволокли и отправили обратно в зал на репетицию. Через какое-то время на мой вой пришёл человек. Дяденька в жилетке, пухлый и в костюме. Я, заикаясь от слёз, со всей ответственностью и серьёзностью на распухшей физиономии сообщила ему, что это туалет для девочек. Но мужчина не вышел, а встал на пороге перед дверью и стал со мной разговаривать.
Просил не плакать и спрашивал, что случилось, кто меня обидел. Я так страшно разозлилась на эту тётку, что выложила всё, что о ней думаю, пытаясь передразнить все её коронные выпады и насмехательства. Над моими передразниловками мужчина по доброму посмеивался, а я, выпуская пар, заражалась от него и тоже иногда срывалась на смех прямо в середине фразы. В конце, когда сказала, что от этой комиссии только один плюс: отменённые уроки, — он улыбнулся и сказал, что мне лучше умыться, успокоиться и вернуться на репетицию, иначе учительница снова будет кричать. Конечно, я не хотела, но знала, что он прав. Пухляк махнул рукой и ушёл.
Я сидела в туалете до победного и умывалась ледяной водой, чтобы лицо не казалось слишком красным. Через минут, наверное, двадцать или даже больше у меня получилось. Еле пригладила намокшую чёлку и пошла в зал.
Мы стояли за занавесом, пока зрителей и комиссию рассаживали по местам. Нас объявили, занавес раздвинулся, и мы начали петь. В зале мне улыбались мама и папа. Благодаря тому, что они пришли, я приободрилась и пела даже с улыбкой. Концерт закончился, мы стали кланяться. Слово передали директору, который восхвалял нас (талантливейших детей) и благодарил учительницу-грымзу, аккомпанимировавшую нам весь концерт.
После бурных оваций на сцену пригласили главу комиссии. К нам поднялся пухлый дяденька в костюме. Сзади я его не признала, там была сбивающая с толку лысина. Но когда в процессе хвалебной речи он обернулся, я беззвучно икнула от страха. Вы же уже поняли, что это был тот самый из туалета? Он не очень долго распинался о том, какая хорошая у нас школа, но мне казалось, что это длилось вечность.
Зрителей пригласили покинуть зал. Пухлый в костюме тихо что-то шепнул директору, и тот жестом указал всем, кто стоит на сцене, оставаться на местах. Когда все вышли, и мы остались одни, начался аншлаг. Глава комиссии резко сделал страшное лицо. Не хмурил брови, не кривился, но от этого становился только ещё ужаснее.
- Вы знаете, как готовился концерт, вы были на репетициях? — он обратился к директору.
- Нет, я полностью вверил заботы о школьном хоре Елизавете. Она наш лучший школьный музыкант, всё это полностью её заслуга. — Просиял директор. Он-то думал, что это честное признание своей непричастности к великому сыграет ему на руку. Мол, видите, и без моего приказа они молодцы такие, мы не красуемся.
- А я вот был. — пауза. — Я стоял сегодня у дверей во время репетиции.
Одноклассники вокруг меня стали испуганно переглядываться, а потом все как один уставились на учительницу. Она криво улыбалась.
- У вас прекрасные голосовые связки, Елизавета. Но лучше бы вы пели, а не кричали на детей. Даже у меня, стоящего за дверью, уши заложило... А потом от вас ещё и дети в слезах выбегали!
Глядя на директора, можно было понять, что пора уже нести валерьянку и носилки. Учительница, багровая-багровая, лепетала оправдания и извинения. Дверь актового зала открылась, все посмотрели туда: в неё робко протиснулась голова.
- А когда детей отпустят, а то нам к врачу?..
- Подождите снаружи! — Вдруг неожиданно рявкнул директор. Он сам не ожидал такой громкости и даже испугался своего голоса.
- Ну что, Елизавеет-та? Может, извиниться надо перед детьми? — глава комиссии нехарактерно для своего статуса поковырял пол носком ботинка. — В любом случае, — он повернулся к директору. — настоятельно не рекомендую больше доверять детей данному преподавателю. А фортепиано вам будет. Давайте красное? Красивое. Как вы считаете?
Директор потрясённо суетливо затряс головой.
- Пойдёмте?
Они с директором вышли первыми. За ними выбежала учительница, а мы зашумели от восторга и возбуждения. Новость разлетелась по школе молниеносно. Учительницу больше не видели, а фортепиано было. Правда не красное и только на следующий год.